"София": Н. Яковлев и К. Соболева о Рекони. Вчера и сегодня.

 

Свято-Троицкая 

Реконьская пустынь

 

 

В ГЛУХИХ ЛЕСАХ И БОЛОТАХ СЕВЕРНОЙ ОКРА­ИНЫ ЛЮБЫТИНСКОГО РАЙОНА НАХОДЯТСЯ ОС­ТАТКИ ПОСТРОЕК СВЯТО-ТРОИЦКОЙ РЕКОНЬСКОЙ ПУСТЫНИ — ЗАШТАТНОГО МУЖСКОГО МОНА­СТЫРЯ ТИХВИНСКОГО УЕЗДА НОВГОРОДСКОЙ ГУ­БЕРНИИ. ИСТОРИЯ ОБИТЕЛИ ПРИМЕЧАТЕЛЬНА. МАЛЕНЬКАЯ, ПОЧТИ ЗАБРОШЕННАЯ И ДАЖЕ УП­РАЗДНЕННАЯ КАК МОНАСТЫРЬ В КОНЦЕ XVIII ВЕКА, ОНА ВОЗРОДИЛАСЬ ПОИСТИНЕ ЧУДЕСНЫМ ОБРАЗОМ СТОЛЕТИЕ СПУСТЯ. СЕГОДНЯ ИЗВЕСТ­НЫЙ В КОНЦЕ XIX ВЕКА МОНАСТЫРЬ, ПРИВЛЕ­КАВШИЙ ПАЛОМНИКОВ, БОГОМОЛЬЦЕВ, ХУДОЖ­НИКОВ И ПУБЛИЦИСТОВ, ЛЕЖИТ В РАЗВАЛИНАХ...

 

 

 

 

Из истории Свято-Троицкой Реконьской пустыни

 

 

Время   возникновения  монастыря  назвать трудно.  Легенды, записан­ные в конце прошлого сто­летия, относили его к XIII веку, когда местные охотни­ки нашли на гранитном ва­луне на берегу Реконьки икону Живоначальной Свя­той Троицы. В память чудес­ного явления образа здесь был устроен скит, где и по­селились первые пустынни­ки. Возможно это произошло позднее — в XV — XVI  ве­ках, когда вокруг Пречистен­ского погоста (будущий Тих­вин)   появились и другие обители: Троицкая  Ругуйская,   Антовиево-Дымская, Спасо-Оскуйская. К сожале­нию, явленная икона Живоначальной Троицы — глав­ная святыня монастыря — не дошла до наших дней. В ру­кописном описания пусты­ни 1859 года  автор  говорит, что нарисована  она  по  лев­касу  дикими  красками  и  замечает, что образ "имеет тип древности неприкосновенной".  В  издании  1862 года  автор  определил,  что  из  трёх  Ангелов  изображение  лишь  одного  осталось  неповреждённым.  Документальных подтверждений сущест­вования  Реконьской  пусты­ни в столь далекие времена также не, сохранилось, если не считать косвенные — упоминания о бережно хра­нившихся в церкви 2-х Еван­гелий 1607 и 1631 годов.  Известный  исследователь Тихвинского края  И. П. Мордвинов относил время возникновеяия  пустыни  ко  второй  половине  XVI века.

С конца XVII века сохра­нилась деревянная Троиц­кая церковь, которая про­стояла в Рекони свыше 300 лет.  До революции в ней хранился  большой заклад­кой крест из липового дере­ва с надписью, из которой явствовало, что церковь бы­ла освящена 3 октября 1676 года строителем старцем Ар­сением.  Церковь представ­ляет из себя небольшой храм клетского типа, одноглавый, с папертью и алтарем. В XVII веке она имела только два сруба — центральный и алтарный,   в котором шла служба и который делил­ся миниатюрным иконоста­сом на две половины. С за­пада  к церкви было при­строено  крыльцо-звонница. В течение XIX века храм подвергся целому ряду пе­ределок — была пристрое­на паперть, прорублено но­вое окно, церковь  обшили тесом. В 1979 году Троиц­кая церковь была переправ­лена в Новгородский музей деревянного зодчества, что, безусловно, спасло ее от ги­бели в  заброшенном  в  наше  столетие монастыре.

С 1680-х годов история Реконьской пустыни   про­слеживается по докумен­там довольно отчетливо. Ца­рем  Алексеем Михайлови­чем “по чудесам иконы Тро­ицы Живоначальной”  пу-стынь, была пожалована 1800 десятинами земли. В 1685 году она поступила в веде­ние Тихвинского Успенско­го монастыря и значилась в  приписных до штатов 1764 года, когда была упразднена вместе с сотнями других оби­телей по всей России.   Пу­стынь была небогатой, и по описи 1686 года кроме Тро­ицкой церкви в ней  значи­лись: “две кельи да коню­шеи,  коровеи  двор...  огра­да... забрана  в  столбцы,  двои ворота, одни  святые  воротцы  покрыты  тесом,  другие простые”. Спустя полвека, к 1748 году, если  судить  по  описи,  почти  ничего  не  из­менилось.  К  моменту  упраз­днения  в  1764 году пустынь пришла в полный упадок. В переписных книгах  1768 го­да  священник пустыни   и   дьячок,  составлявшие  опись  имущества,  отметили:  “все  сие  строение  самое  ветхое”.

Кто  знает,  каким  событиям  суждено  было  бы  свершиться   в  Реконьской обители, если бы в 1812 го­ду не пришел в Тихвин один странник, человек, вписав­ший впоследствии в  историю пустыни самую яркую страницу.  Наверно,  ни  видом,  ни одеянием не отличался он  от  тысяч  таких  же  как  и  он  богомольцев,  что  ходили  по  монастырям  и  Святым местам  Земли  Русской.  Звали  его  Андреем  Ивановичем  Шапошниковым.  Ни  во  время  скитаний  в  Тихвинском  уезде,  ни  будучи  уже  прославленным  своей  праведной  жизнью,  он  почти  не  рассказывал  о  своем  подлинном  имени,  происхождении  и  го­дах,  прожитых  до  прихода  в  Реконь.  Известно,  что  ро­дом  он  был  из  Риги,  латыш.  Отец  его,  служа  при  люте­ранской  кирке,  готовил  мальчика  к  духовному  зва­нию.  Но  привлеченный осо­бым светом  Православия, Андрей еще в юности пере­шел в его лоно, получив при этом имя, отчество и фами­лию своего восприемника. Неизвестен и год его рож­дения, По надписи  на  над­гробной  плите  старца,  умер­шего  в  1865 году,  значилось, что родился он в 40-х го­дах XVIII века. Тихвинский архимандрит Владимир (Кобылин), посетивший Реконь в 1855 году  свидетельствовал: “...теперь ему около 90 лет”. Единственное же упо­минание самого Шапошнико­ва о возрасте встречается в документах 1855 года; где он говорит о себе: “...нахо­дясь в преклонных летах около 85 лет”. Таким обра­зом, наиболее вероятным вре­менем его рождения следу­ет считать 70-е годы XVIII века.

После ухода из отчего до­ма   в Россию приходилось ему и крестьянствовать, и батрачить,  и  торговать,  и,  наконец,  последнее  десятиле­тие  перед  приходом  в  1812 году  в  Тихвинский уезд, странствовал он по монасты­рям, был даже на Афоне. В Тихвине блаженный Борис, живший при Успенском мо­настыре, посоветовал Шапо­шникову отправиться в Реконь — “место тихое и свя­тое”. Здесь при церкви жил пономарь Михаил Захаров. Служба  совершалась только  в  большие  праздники  доби­равшимися  сюда  священни­ками  или  монахами  из Успенского монастыря.  Шапо­шников поселился сначала  у  пономаря,  помогал ему  в хозяйстве, но большую  часть времени проводил  в  храме  в постоянных   молитвах.  В те же годы  (1813 — 1814),  полиция,  заинтерсовавшись им обвинила  его  в  бродяжничестве и посадила  в  Тихвинский острог, где  он  про­вёл  9  месяцев.  Интересны  свидетельства  о поведении  его в заключении.  Шапошников  так и  не  открыл своего истинного  происхождения  (он  боялся  высылки  в   Ригу  к  "лютеранам"),  мо­лился  днем  и ночью,  своими   беседами- проповедями  наставлял  на  путь  других заключённых.  Привыкшие  и  полюбившие  Шапошникова   узники  даже  не  хотели отпускать  его,  по­лучившего, наконец,  Высо­чайшее npoщение  и  дозволение  жить  при  Реконьской  пустыни сторожем.

Своей беспокойной жизнью Шапошников стал в тягость семейству  пономаря, и тот прогнал старца.  Шапошни­ков поселился неподалеку, на  сопке  в  землянке. После смерти  пономаря он возвра­тился в Реконь. теперь уже надолго. 22 августа 1822 го­да в Тихвине Шапошников получил малое пострижение, а 23 ноября 1832 года был облечен в схиму, приняв  имя Амфилохия.    Пострижение было тайным, и лишь избранным  старец открывал  свое иc-тинное  состояние. По­этому и во многих  документах  вплоть  до  самой  смерти  он  фигурировал  как  А. И. Шапошников, а не как  старец  или схимонах  Амфилохий.

Трудно сказать о дальнейшей судьбе старца, если бы приход его в Рёконь не совпал с некоторыми событиями в Тихвине.

Узнав о бывшем монастыре,  Шапошников  проникся  идеей  восстановить  его.  Желание  старца  и  начавшиеся  хлопоты  совпали  с  неожиданно  всплывшем  в  Тихвинском  уездном  суде  фактом того,  что почти 2 тысячи   земли, отписанных пустыни  по Генеральному  межеванию  1783 года вследствие  ряда недоразумений и  бюрократических   манипуляций перешли в Казенное ведомство  и  были  отданы  в  частное  владение,  а  затем,  после  продажи,  перешли  совсем  в третьи руки. Шапошников,  воспользовавшись  этим,  потребовал  не  только  восстановить  монастырь,  но  и  вернуть  ему  всё  состояние.  Судебная  тяжба  шла  с  переменным  успехом. Дело слушалось в Тихвинском  уездном  суде и  в  Новгородской  гражданской палате. К нему подключились Новгородский митрополит,  Синод и,  наконец,  после подачи прошения  Шапошникова на имя  Александра 1,  Правительствующий Сенат. В 1837 году  Шапошников подал второе  прошение,   уже  Николаю  I.  Неугомонный характер  старца, видимо,  был  не  по  нраву   властям,  и  они  сажали  его  несколько раз в тюрьму.  Во  время третьего заключения  в 1839 году проводилось обстоятельное  следствие  о  "беспаспортном старце".  Оно  установило настоящего  обладателя  имени  Шапошникова,    псковского мещанина.  Старец же, так и не открывший свое истинное  имя,  был  приговорен  к  наказанию  плетьми  и  ссылке  в  Сибирь.  Лишь вмешательство  Синода  спасло  его.

В 1854 году, после  очередного   неблагоприятного   для  Реконьской  пустыни  решения  Новгородской  палаты,  Шапошников  подал  аппеляционную жалобу  в Сенат.  Но  дело  не  смогли  разрешить и там, и только после передачи его в Государственный Совет тяжба, наконец, завершилась в пользу монастыря.  За невозможностью отдать землю,  ставшую уже давно частным  владением,  Духовное ведомство  получило  компенсацию  в  размере  43 тысяч рублей.  А  13 февраля  1860 года вышел императорский  указ  о  восстановлении  в  Рекони   самостоятельного заштатного  общежительно­го монастыря. Событие это воспринималось всеми  как чудо. Да и как по-иному сле­довало оценить то, что ста­раниями одного  человека,  престарелого и  больного, был  возрожден  к  жизни  забы­тый, казалось навсегда, мо­настырь. 40 лет  тянулась судебная тяжба,  на троне сменилось три императора,  а  старец  все  ходил  по  судам,  ездил  в  столицу  и  губер­нию,  пока, наконец, не до­вел дело до конца.

Настоятелем   восстанов­ленной обители был назна­чен заведовавший  Валаам­ской часовней в Петербурге иеромонах Даниил. С собою в Реконь он привез икону преподобных Сергия и Гер­мана, Валаамских чудотвор­цев,  которой  благословил братию знаменитый игумен Дамаскин, и его же послание к насельникам пустыни. Су­дя по сохранившимся доку­ментам, отражавшим повсе­дневную  жизнь   обители,  о. Даниил  был  незауряд­ным,  сильным  человеком, и его строгий, а иногда и кру­той характер сыграл важ­нейшую роль в быстром вос­становлении монастыря. Вот что писал о нем в 1863 году соседний помещик: "Управ­ление монастырем...   стоит игумену много терпения, си­лы и труда, и здоровья...  Игумен неумолим и предо­храняет братию от соблаз­на".

Открытие пустыня было торжественно отпразднова­но.  21 мая 1860 года при  большом  стечении жителей  Новгорода,  Тихвина  и  окрестных деревень, в древней Троицкой церкви отслужили Божественную литургию, а затем вокруг обители прошел крестный ход с пением кано­на Святой Троице. Вскоре было начато и строительство. 8 января 1861 года была освящена новая церковь во имя   святых преподобных Сергия и Германа Валаам­ских   чудотворцев. Кроме церкви на правом берегу ре­ки были сооружены настоя­тельские и братские келья. На левом берегу, наискосок от Троицкой церкви, были построены: 2-этажный ка­менный   странноприимный дом, корпус  для  рабочих,  кузница,  скотный   двор  и  другие  хозяйственные стро­ения. В середине  60-х годов  насельники поставили   за  излучиной  Реконьки водя­ную мельницу,  расширили и  улучшили   настланными  по  болоту бревенчатыми  га­тями дорогу на Новгород, прорубили несколько про­сек. Это было крайне важно — еще в 1857 году архи­мандрит Владимир писал:  “...сообщение с пустынью идет по узкой лесной тро­пинке... для моего приезда  в  санях  с одной  лошадью необходимо было прорубать дорогу”. В 1862 году на камне, где когда-то   была чудесно явлена икона, вы­били надпись: “Предание го­ворит,  что 600 лет тому  назад  как  обретена  на  сем  камне  икона  святыя  Троица Божия, что  в  церкви  за  пра­вым  клиросом”.

 

 

 

 

Свято-Троицкая  Реконьская пустынь  вчера …

 

Между тем, в Петербурге, в Святейшем Синоде и  в  Министерстве Государствен­ных имуществ решалось де­ло о наделении Реконьской пустыни угодьями. В марте 1865 года монастырю были отведены   120  десятин из Рудногорской лесной дачи. Главная роль в благополуч­ном исходе этого дела при­надлежала настоятелю   — о. Даниилу, так как Шапош­ников по своим преклонным годам   ездить в столицу и хлопотать уже не мог. Еще в 1860 году, сразу  после торжеств открытия пустыни, Шапошников принял дея­тельное участие в закипев­шей работе:  составил под­робнейшее донесение Новго­родскому  митрополиту  о  предполагаемой дальнейшей  жизни  в  монастыре, стать­ях  дохода,  возможностях  каменного строительства, чи­сле монахов и т. д. Несмот­ря на свой старческий  воз­раст  он  оставался таким же энергичным, как и 50 лет назад, когда пришел в Тих­вин. В 1855 году архиман­дрит Владимир писал: “он бодр и крепок...  разговор­чив, даже весел, не высказы­вает ни излишней набожно­сти, ни ханжества, ведет се­бя открыто и просто”.  Дру­гой очевидец в 1862 году за­писал следующее: “Старец бодр, читает без очков, гово­рит громко и  скоро, всегда  весел”. И все-таки годы да­вали себя знать. В поисках более спокойного места ста­рец удалился на сопку в 3-х верстах от Рекони. Здесь для него был построен скит с церковью во имя Святите­ля Тихона Задонского. Че­рез 2 года Амфилохий, уста­вший и больной, удалился еще дальше — в самые недоступные места Реконьских  лесов. В 15 верстах от мо­настыря ему срубили пос­леднюю келью. Все время он проводил в постах и молитвах.  Летом 1865 года телесные силы старца стали совсем иссякать, он слег и вечером 9 августа скончал­ся.   Прах Амфилохия был перенесен в монастырь   и захоронен рядом с древней Троицкой  церковью.  Над его могилой была устроена часовня.  Место последнего упокоения старца стало осо­бо почитаемым паломника­ми. На могильную плиту бы­ли положены тяжелые железные вериги, которые носил старец,  железная цепь и железный обруч, одевавший­ся им на голову. По обы­чаю богомольцы, одев их на себя и поцеловав, могли по­мянуть старца. Были уста­новлены   дни   почитания о. Амфилохия — 9 августа (день преставления) и 23 ноября (день памяти).

А. И. Шапошников про­славился  не только своей Деятельностью по возрожде­нию пустыни.  Неутомимы­ми трудами,  верой в вос­становление обители в ме­сте,  определенном Богом истязаниями плоти, благочестием  и  мудростью.  А. И. Шапошников   привлек   к  себе внимание и в Тихвин­ском уезде, и по всему Северо-Западу.  Долгие годы проведенные в скитаниях по России, опыт общения с са­мыми разными людьми,  приобретенный во время судеб­ной тяжбы, сделали Шапош­никова блестящим психологом, дали ему право судить человека. Он оставил о се­бе память как старец - защитник,  советчик, утешитель. К нему в монастырь, а  затем   в  скит приходили “знатные и низкие, старые и юные... миряне и иноки”. Из­вестны случаи прозорливос­ти старца: он предрек вос­становление  Реконьской  пус­тыни,  Крымскую и Польскую воины, никогда не ошибался в предсказаниях местным крестьянам — о неурожае, пожарах и т. д. Приходили к старцу и для исцеления. И эти случаи зафиксирова­ны житийной литературой. Библию он знал наизусть, и, имея хорошую память,  вся­кую беседу начинал с под­ходящего к случаю отрыв­ка из Священного Писания. Посещали старца люди раз­ного звания. Иные желали только посмотреть его, другие жаждали помощи духов­ной, иные совета в житей­ских делах. Все получали благословение и что искали. Бедным  о. Амфилохий раз­давал все, что имел.

Сохранились легенды и достоверные описания его праведной жизни в лесной глуши. В них рассказывается о бедном житье в землянке, а порой и под открытым не­бом, когда он на много дней уходил на болота для мо­литвы. Питался Шапошников как попало и в Рекони, и в Тихвине, куда он часто ходил  в  Успенский монастырь.  Едой же в лесах были грибы, яго­ды и коренья. Спал в зем­лянке на досках, в изголо­вье брал камень. Самоистязанья его доходили до пре­дела — часто зимой в мороз он уходил босой, в жалком рубище на болота и скитал­ся там по нескольку дней.

Годы террора против рус­ского крестьянства, экспери­менты с “неперспективны­ми деревнями”, результата­ми которых были страшные потери  в  населении Тих­винского края,  привели к тому, что имя старца Амфи­лохия живет в памяти очень немногих.

К концу 1860-х годов  в   Реконьской пустыни насчитывалось  до 50 человек монашествую­щих   и  послушников. Как нештатный  общежительный монастырь пустынь ника­ких средств от казны не по­лучала, имея доход лишь с капитала, полученного при восстановлении,   скромные вознаграждения за требы и  доброхотные пожертвования. Питалась братия со своих огородов, монастырской за­пашки и молочного хозяй­ства. Была пасека. Указом Новгородской   консистории от 26 июня 1864 года о. Да­ниил за успешное восстанов­ление монастыря был возве­ден в сан игумена.

Заручившнсь поддержкой двух известных благотвори­телей — новоладожских куп­цов   Т. ф. Луковицкого и Н. Ф. Кулагина, а также ме­стных помещиков  о. Даниил решил начать каменное стро­ительство в Рекони. Осенью 1869 года   он предложил проектировать новый мона­стырский  комплекс   петер­бургскому архитектору, про­фессору М. А. Щурупову.

В январе 1870 года чертежи пятиглавого собора и коло­кольни были готовы. К осе­ни 1873 года собор  был вчерне построен. В течение нескольких лет архитектор периодически приезжал в пустынь для присмотра за ходом строительства. Одно­временно с проектом собо­ра Щуруповым были подго­товлены чертежи каменной колокольни,  стоящей “от­дельно от церкви в стене монастырской ограды с 2-мя сторожками, о трех ярусах для звона колоколов  и ниж­него яруса со Святыми воро­тами”. Возведение ее нача­лось весной 1873 года. Зи­мой колокольня была полностью готова.  Характерно письмо Щурупова игумену с благодарностью  за  воз­можность   участвовать в “построении...   храма   для процветания слова Божьего в отдаленной местности”. В письме зодчий высказал  вос­хищение   столь быстрому окончанию строительства “в глухой лесистой местности без всякого  водяного и с весьма трудным сухопутным сообщением” и отдал долж­ное энергии, опыту и рас­порядительности настоятеля обеспечившего успех  гран­диозной стройки.

В 1874—1877 гг. были возведены:   кладбищенская церковь рядом с деревян­ной Троицкой, каменная ограда с башнями, сторожка и Святые ворота,  предваряв­шие вход в монастырь со стороны Тихвина.  21 июля 1877 года   главный храм  обители при громадном стечении народа со всех окре­стных деревень, из Тихвина,  Новгорода, многочисленных гостей и почитателей Реконьской обители из Петербурга был торжественно освящен во имя Святой Живоначальной Троицы. Немного позже бы­ли освящены его приделы — во имя св. Иоанна Златоус­та и преподобных Сергия и Германа Валаамских чудо­творцев.  25 февраля 1879 года освятили церковь  на  кладбище, возведенную над могилой старца Амфилохия — во имя Покрова Пресвя­той Богородицы. В эти же годы были построены: новый настоятельский корпус, но­вые братские келий, целый  ряд  хозяйственных  служб.  В  Тихвине на пожертвованном  пустыни Городской  думой земельном  участке  была возведена каменная часовня с подворьем. Часовню постро­или в течение 1875 года и освятили “в память избавле­ния Государя Императора 4 апреля 1866 года от опас­ности” во имя святого благо­верного князя Александра Невского.

Возрождение   в глухих тихвинских   лесах   всеми забытой когда-то пустыньки в виде прекрасного и гармо­ничного архитектурного  ан­самбля  было  воспринято многими как чудо. В Реконь потянулись многочисленные паломники и богомольны,  художники спешили запечат­леть обитель  на карти­нах и литографиях. Можно только  представить,   что чувствовали подходившие к монастырю, когда после тя­желого пути через  леса и  болота им открывалась пле­нительная картина:  сияли золоченые кресты церквей,  над стенами и башнями ог­рады высились величествен­ный собор и удивительно стройная с изящным   шат­ром  колокольня.

В 1883 году  в  Рекони скончался  настоятель   пу­стыни о. Даниил, незадолго до этого возведенный в сан архимандрита.   Смерть его искренне  оплакивали  не только насельники пустыни,  но и  в  Тихвине,  Новгороде,  духовные  и  миряне — все, знавшие как много он сде­лал для восстановления мо­настыря.  Похоронили  о. Да­ниила в Покровской церкви, рядом с могилой старца.

При  игумене  Павлине (1883—1894 гг.)  в  пустыни  были  проведены большие ремонтные работы в дере­вянной Троицкой церкви и в соборе. В 1891 году сгорела церковь Сергия и Германа  Валаамских   чудотворцев.  При  игумене  Дионисии (1898 —1903 гг.)  сгорела   особо почитаемая братией и богомольцами церковь Тихона Задонского в скиту.  Из-за роста цен, слабых урожаев, увеличения земских сборов, больших отчислений на Полевичскую школу,  Тихвин­ское  и  Боровичское  духов­ные училища  пустынь  стала  испытывать  финансовые за­труднения. Денег на восста­новление сгоревших храмов не было, чтобы сводить концы с  концами,   монастырь был вынужден начать рас­продажу недвижимости — лесных дач.

В 1903 году  настояте­лем пустыни был назначен иеромонах   Иннокентий — казначей Тихвинского Николо-Беседного  монастыря, бывший послушник Реконьской обители. Он, как гово­рилось в рапорте благочин­ного,   “пользуется   всеоб­щим уважением и знает де­ла монастыря”.  Действитель­но, о. Иннокентию удалось  поправить   пошатнувшееся было хозяйство:  при  нем  возобновился  ремонт  ветхих  построек,  появились  новые  корпуса.  Несколько раз из-за болезни благочинного мо­настырей    Тихвинского уезда  его назначали   ис­полняющим обязанности, а в 1917 году он был избран делегатом на епархиальный съезд в Новгород.

В   страшные  для   русского духовенства годы Реконьская   пустынь пережила   то же надруга­тельство, что и другие оби­тели России. Монастырь пы­тались закрыть,  запретив монашествующим исполнять требы. Затем все имущество было отобрано в организо­ванный в 1918 году совхоз “Реконь”, а братию частич­но угрозами, частично посу­лами стали переводить в его работники.  Несколько мона­хов были арестованы. Не из­бежал концлагеря и настоя­тель  о. Иннокентий, отсиде­вших в Череповце в лагере принудительных   работ 7 месяцев. После возвраще­ния в пустынь игумену уда­лось несколько наладить в ней церковную   жизнь.  26 июля 1919 года он был воз­веден в сан архимандрита. Самые страшные дни насту­пили позже — в пятилетку безбожия, когда оставшихся в живых монахов выезли  в  ГПУ,  а монастырь разграби­ли. Самым последним был отправлен  под стражей  из  скита   престарелый отец Нифонт.  Знаменуя  разгром монастыря, совхоз  "Реконь" переименовали в "Безбож­ник".   Это и предрешило судьбу артели — после пе­репахивания   тракторами сложной мелиоративной си­стемы поля заболотились, лишенные подлинных хозяев дома стали рушиться, и лю­ди, не ведавшие, что творят, забросили освященное  ме­сто.

Отечественная война ос­тавила свои следы на сте­нах и постройках монастыря. В ноябре 1941 года немцы, рвавшиеся к Тихвину, заня­ли пустынь, но, пробыв там только двое суток, были вы­биты частями 92 стрелковой дивизии. Следы того боя — срезанный взрывом купол собора, испещренная язвами выбоин колокольня, рвы и воронки.

Печальное зрелшде пред­ставляет собой сейчас мо­настырь. Рухнула часть сво­дов собора, молчат  ярусы  колокольни, клубятся  зарос­ли  кустов  над  фундаментами  монастырских строений. Могила старца  в  Покров­ской церкви разрыта.    От  скита,  где он спасался, со­хранилась  только  Каменная  ограда  из  валунов.   Боль­шая  часть стен и башен ра­зобрана в 30-е годы на кир­пич. Но есть одно  место в пустыни,   не  тронутое  тле­ном  и  разрушением — это большой гранитный  валун  на  берегу  Реконьки, на ко­тором в давние времена бы­ла явлена охотникам икона Святой Троицы. Сюда  при­ходят  поклониться  те,  кто добирается   через дебри в святое место. Таких людей с каждым годом  обновится все больше. Дай Бог, чтобы  здесь,  теперь  уже  во  вто­рой  раз,  возродилась  жизнь.

Н. Яковлев,

С.-Петербург.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Свято-Троицкая  Реконьская пустынь  сегодня …

 

 

Впервые побывать в Рекони мне довелось удивительной осенней по­рой, трогательной, щемящей.

Шла первая половина сентября, но торопливые дожди уже смыли краски с частой лесной поросли, наполнив воздух влажным и пронзи­тельным духом. Путь к Рекони шел через лес, и этот восьмикилометро­вый переход сумел подготовить к встрече с лесным монастырем сует­ные наши души.  Говорят, раньше каждый ступающий на Реконьскук” дорогу, уже в самом начале пути видел купола лесной монашеской обители. Да и в сравнительно не­давнее время дорога в монастырь была вполне проходима. Шумно сно­вали по ней колхозные трактора и машины, под стенами обители воз­делывались обширные колхозные по­ля, сенокосные угодья. А окрестные деревни за многолюдство называ­лись “Китаем”.

Но... пришли иные времена. Колхоз дважды разукрупняли, затем во­обще ликвидировали. Люди из обед­невших деревень уезжали целыми семьями. Развезло по земле “Китай”. Некому стало ходить го Реконьской дороге. Оставленная людь­ми, пропала она. Вывелась. Превра­тилась в обычную тропку.

Несколько раз, бесшумно и осто­рожно, вплотную к тропинке под­крадывается лесная река. Притаив­шись за вязью густой лесной по­росли, некоторое время она проби­рается совсем рядом. Затем, по­лыхнув бликами тяжелой и драго­ценной своей воды,  уходит в ча­щу. Но строгое и весомое ее при­сутствие будет ощущаться  вплоть до самых монастырских стен.  Ее пристальное внимание к пришель­цам неслучайно.

По преданию, именно из вод Рёконьки в XII столетии и явила себя миру чудная по красоте и силе сво­ей икона Святой Троицы.  Здесь, вдали от обжитых человеком мест, в чащобе, лежащую на громадном валуне обрели ее безвестные лес­ные путники... Воины? Охотники? В память об этой бесценной находке на берегу Рёконьки была сооруже­на часовня, некоторое время спустя — деревянная церковь Святой Тро­ицы. И много позднее, по неотступ­ным просьбам старца Амфилохия, был воздвигнут великолепный ка­менный Троицкий собор. Тот самый, что высится  среди зарослей кипрея и репейника по сей день.

Под стенами его, на том же ме­сте, что и несколько столетий назад, несложно отыскать знаменитый ва­лун — свидетель многовековой ис­тории Рёконьской обители. И сей­час на нем хорошо различима ста­ринная надпись, высеченная в па­мять о чудном явлении иконы.

От самих монастырских построек сохранилось немногое. Деревянная церковь Святой Троицы перевезе­на в музей деревянного зодчества Витославлицы. Основательный, руб­леный корпус  братского общежи­тия — в бывший районный центр, километров  за 50 от монастыря. Здесь, в качестве больницы он достойно служит и по сей день.

Напору рачительных хозяев поддалась и часть монастырской стены. Не меньше, чем половина печей в округе сложена из добротного монастырского кирпича.

Не обошла монастырь стороною и война. Об этом повествует ещё один текст, доверенный,   по легкомысленности нашего поколения, гораз­до менее надежному свидетелю, чем Реконьский валун. “На этом месте...” — вот и все, что можно прочесть на покосившемся жестяном  щите.  Да, именно на этом месте, под сте­нами Рёконьского монастыря впер­вые на территории Любытинского района было остановлено довольно успешное наступление немецко-фа-шистских войск. Дальше Рёкони они не продвинулись.

Но именно за это монастырю при­шлось заплатить особенно дорогой ценой.

Спустя десятилетия после оконча­ния войны в монастырь зачастили “черные следопыты”, те самые ини­циативные и неплохо экипирован­ные ребята, которые научились де­лать бизнес на военных реликвиях. И не только на них. В Рёкони, кро­ме военных “трофеев” искали клад. В храмах практиковался хорошо из­вестный способ: стены простукива­лись, и пустоты разбивались ломом. Таким образом, оказалась вскрытой вся отопительная система в Троиц­ком соборе, не исключая места, на взгляд нормального человека абсо­лютно недоступные.

Не один раз перекапывались мо­гилы на монастырском кладбище. В послевоенные годы здесь хоронили уже не монахов, в жителей окрест­ных деревень. Азартные кладоиска­тели по неведению напрасно изво­дили свои силы, перетряхивая прах в гражданских могилах — корчаг с золотом там не оказалось. Долгое время у местных обитателей сохра­нялась “добрая” традиция: отправ­ляясь на  Рёконьское кладбище, при­хватывать с собой лопату покрепче. Для того, чтобы прежде чем при­сесть да помянуть своего усопшего родственника,   закопать его разорённую могилу. Это глумление продолжалось несколько лет.

Удивительно, но обосновавшиеся в монастыре некоторое время спустя бомжи оказались куда более гуманными представителями человеческого общества. Жили они себе в уцелевших добрых башенках монастырской стены, жгли костры на аккуратно отгороженных кострищах и даже пытались ухаживать за разо­ренными монашескими могилами.

Но с болью и горечью вспомина­ется заношенный черный валенок, сохнущий на рогатине над костри­щем близ алтаря храма Покрова Пресвятой Богородицы.

Впрочем, запомнилось не только это... Изящная деревянная луковка с Троицкого Храма, застрявшая на полпути к земле в уродливой про­боине купола, и удивительная гар­мония нежных тонов вечернего ле­са, ослепительной побелки храма, легкий, летящий над кронами золо­тистых берез силуэт колокольни.

...Молча, крадучись мы гуськом уходили в лес, оставляя за спиной святыню.

Это было больше года назад. К счастью, нам довелось вернуться. Как хотелось тогда, чтобы мелькнув­ший год не коснулся монастыря, и время протекло мимо лесного ост­ровка. Чтобы он выстоял.

У стен Покровского храма, там, где по нашим расчетам, стояла когда-то чтимая богомольцами надгроб­ная часовня схимонаха Амфилохия, наша небольшая экспедиция остано­вилась. И вот среди ветвей молодой березки утверждены образа, за ни­ми плотно сомкнутыми вратами по­качивается поросль ольхи. Вот за­теплилось дыхание кадила, и нако­нец, спустя столько лет вознесся воз­глас: “Господу помолимся!”.

Впервые эа много лет здесь слу­жилась панихида за братию святой обители сей, в мире почивших и здесь погребенных, а наипаче — от безбожных людей убиенных, их же могилы один Господь знает. За тех, кто оставался в обители, несмотря на явную опасность для себя, вплоть до самого ареста. Их еще помнят старики в окрестных деревнях.

Полукругом, за спиной ведшего службу настоятеля Любытинской Ус­пенской церкви отца Николая Балашова  стояли мы — дети,  братья, близкие,  знакомые тех, кто так или иначе принял участие в осквернении этой обители. Стояли, тщательно при­крывая ладонями теплящиеся в ру­ках  свечи.

На панихиде прежде всех иных поминалось и светлое имя старца Амфилохия, доброго подвижника, Божией  помощью, своею верою, восстановившего этот монастырь. Человека, чудного по жизни своей. По преданию, прожил он на земле 125 лет, из них 51 год в Рекони, 11 месяцев в Тихвинском тюремном замке — за проживание без пас­порта и докучливые прошения  о восстановлении обители сменявшим друг друга государям. Особую милость Божию мы увидели в том, что наше паломничество пришлось на годовщину кончины старца (9 августа  ст. ст.  1865 г.)

В Троицком соборе, на обрушив­шихся  из  купола кирпичах о.Ни­колаем были утверждены  образа Живоначальной Троицы и Тихвинской  иконы Божией Матери, а также святых покровителей старца:  преп. Александра Свирского,  кото­рый по  преданию явился ему в в 20-х годах прошлого века и власт­но обязал добиваться возрождения монастыря, преподобных Сергия и Германа Валаамских, из обители ко­торых сорок лет спустя пришли сю­да первые  иноки восстанавливать монашескую жизнь.

Среди хаоса битых кирпичей, зи­яющих провалами стен, в соборе, чей купол пятьдесят лет назад был пробит метким выстрелом стрелко­вого орудия Сибирской дивизии, был отслужен молебен добрым заступ­никам старца, повелевшим чтить эти места и оберегать их как святыню.

Безмолвствовали великолепные хо­ры, касался белоснежных стен со­бора высокий,  в рост человека иван-чай, предчувствовала свое па­дение плененная в пробоине дере­вянная луковка...

Несколько шагов в сторону леса — и оборачиваться уже бесполезно: монастырские строения скрылись за деревьями-подростками.

Как надолго в этот раз?

 

Кира СОБОЛЕВА.

п. Любытино.       :

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Деревня наша Красницы от Рекони в 15 километрах. 89 домов до войны было. Колесная хорошая до­рога была с Заозерья и со Степкина. Посередине пути был скит, где слу­жил монах Тихон. Когда в мона­стырь шли, мы к нему обязате­льно заходили. Земляная была такая избушечка, в ней как будто бы Амфилохий жил. Зайдешь" в нее — на­лево плита-лежаночка, а прямо — две дощечки, и в головах доска, а на них цепь лежит железная — его пояс.  Мы им опоясывались — чтобы поясница не болела. На этой деревянной кровати еще котел железный лежал — его шапка. Его тоже на голову надевали, чтобы не болела. Рядом с землянкой — буд­ка из досок сколоченная. Крышку откроешь — ключик махонькой. За­черпнем шайкой воды и друг другу на руки польем, и глаза помоем. Народу много ходило, одна компания помоется, снова воды наберет и  дру­гим оставит. А Тихон после этого всегда скажет: “Идите со Христом” и благословит. Как Реконьку перей­дем, там и ворота. Ночевали в де­ревянном одноэтажном здании. На  нижних  нарах  женщины,  на  верх­них  мужчины. На кухне  готовили ботвиньё — мясо, яйца,  свекла и квас. Кормили  всех  приходящих. Глиняная чаша, черпак и ложки де­ревянные. К чаю ситник. А на Пет­ров день в Рёкони всегда  сбитень варили. Сладкий. Так на Петров день и говорили:  “Пойдемте  вРеконь сбитень пить”.

Утром чай дадут, а потом идем к службе. Заутреня, обедня, а причас­тия по праздникам не было. Мы все в Великий пост причащались. После службы — обязательно на трапезу. После нее к колодцу. Такой же был, как и на скиту.  Здесь тоже глаза мыли. Денег нигде не клали, только свечи покупали. Когда с блюдом хо­дили, тогда деньги клали, и за про­сфору — кто сколько может.

Мужчины одни в монастыре, а по­рядок был такой — ни одного камня на поле не найдешь. Самая хорошая  земля у них была в округе, ухожен­ная. Как жатва наступала, монахи ходили по  деревням, просили сколь­ко-то человек выделить помочь — и ходили, помогали. По заветам мно­гие ходили. Заболеет  ребенок, де­лают такой завет:  коли выздоровеет, то пойду в монастырь и сделаю для него что-то. Моя мама тоже на меня завет делала, так и говорила мне:  “Грунька, ты у меня по завету роди­лась”.

 

Записано С. Моисеевым от Белокуровой Аграфекы Ефимов­ны 1909 г. р. Д. Красницы. Запольский с/с, Любытинский р-н. 15.07.1990 г.